Большая синяя птица

Мне тогда было едва за тридцать. Я устривалась на работу в детский психологический центр.

Незнакомых людей я, как всегда, конечно, побаивалась, но работа мне была очень нужна. Я выдержала несколько мастер классов, совершенно мне не интересных, рот болел от напряжённой улыбки, ведь я всем просто мило улыбалась, пытаясь скрыть скуку усталость и желание убежать.

Наконец меня позвала одна из психологов к себе в кабинет, мол, как раз вы то мне и нужны.

Она тотчас свалила на мою бедную голову непомерный груз случая своей клиентки.

- Ко мне сейчас ходит четырехлетняя девочка, - взволнованно и почти шёпотом произнесла она, - у нее мама выбросилась из окна.

У меня в первые секунды случилась шоковая реакция и непонимание, как реагировать, поэтому я промолчала в ответ.

Но видимо мои глаза полные ужаса и печали "подтолкнули" психолога к дальнейшему повествованию.

- Вы представляете, Евгения Анатольевна, каково малышке?! Я просто не знаю, что с ней делать....

- Мама жива? - Произнесла я отстраненно.

- А, да, конечно...жива. хотя с седьмого этажа выбросилась...прямо у дочери на глазах.

Гнев, бессилие, раздражение переполняли меня. И куча вопросов:

"Почему я? Почему мне, новичку, надо давать такой тяжёлый случай? Вы чем лучше этой матери, что вы за психолог?"

- Вы понимаете, что девочке очень плохо?...она у меня была...такая несчастная, нарисовала радугу, себя и маму, как будто ничего не случилось...- продолжала причитать психолог.

- А ее мама - что с ней, как она?

- Ну пострадала конечно, в больницу попала, но скоро выпишут. Но что дальше с ними будет?

- Что вы хотите от меня? - неожиданно для себя задала вопрос.

- Чтобы вы взяли себе девочку! Вы же устраиваетесь к нам или нет?! - Чуть не перешла на крик она.

- Да...- Вяло произнесла я, - устраиваюсь.

Надо сказать, что меня тогда по совершенно не зависящим от этого разговора причинам не взяли.

Однако...случаи преследуют нас.

Мне было сильно за сорок, когда я уже работала в психологическом центре.

Моя коллега заболела, и ее клиентку направили ко мне.

Я и предположить не могла...что тот случай из прошлого вернется.

Я не успела прочитать историю болезни. Думала, мое профессиональное чутье не подведёт. Женщина решительно и резко распахнула дверь. Очень красивая, стройная, но невероятно изможденная недугом, так что когда-то свежее юное почти ангельское лицо превратилось в сероватую маску с впалыми щеками, мешками под глазами. Да и в глазах читались непомерная тоска и страдание.

Невольно мне захотелось сжаться в комок и вообще спрятаться.

Мы поздоровались. Несмотря на ужасный внешний вид, женщина говорила очень правильно спокойно красиво. Как будто и впрямь все было в порядке.

Я чувствовала, что она что-то скрывает. Но так как не читала историю болезни, не понимала,что именно. Потом я себя очень корила за оплошность.

- Как вы себя чувствуете? - спросила я.

- Вполне сносно, - ясно что с сарказмом ответила она.

Я понимала, что передо мной человек с депрессией, но какой именно я не знала.

- Назначены ли вам лекарства? - Осторожно спросила я.

Женщина удивлённо вскинула на меня глаза:

- Да...конечно.

- Расскажите о себе, - попросила я как-то не очень уверенно.

- Зачем? - озадачила меня клиентка.

- Нам предстоит какое-то время работать вместе, поэтому мне бы хотелось узнать вас получше.

- Не думаю...

- Почему? Не думаете, что нужно знакомиться или о чем?

- Не думаю, что мне вообще можно помочь...

По спине у меня пробежал неприятный холодок.

- Я попытаюсь. - Пообещала я.

Она посмотрела недоверчиво и отвернулась. Я заметила, что в глазах ее появились слезы.

Мне сложно было говорить, но я попыталась:

- Я вижу очень красивую женщину, которая сильно страдает, так что очень больно видеть. Если бы вы рассказали о том, что вас мучает, я бы могла вам помочь.

- Вы уверены? - Посмотрела она на меня пристально, как будто собиралась убить взглядом.

- Да, уверена.

- Что бы вы сказали на то, что какая-то женщина убила своего ребенка, а?

Я опять почувствовала страшный холод в животе, "ну почему я не прочитала историю?".

Не стоило спрашивать клиентку, ни о себе ли она говорит. Так бы я ее вмиг потеряла. И я почеиу-то чувствовала, что ребенка она не убивала. Поэтому оставался только один вариант:

- Я бы сказала, что эта женщина попала в большую беду.

Но мне показалось, что она не слышит меня. Она смотрела в пол и не отвечала.

Потом, так же не поднимая глаз, спросила насмешливо:

- Да?

- Ольга, ...- используя магию обращения по имени, выдержала я паузу, - вы же не убивали ребенка...

- Да это в сто раз хуже! Лучше бы я убила себя и ее! И его! В первую очередь.

- Его - это отца ребенка?

- Да! Этот сукин сын душу из нас вынул! Хоть бы эта тварь сдохла!

- Но вы не смогли его наказать...и наказали себя?

- Я очень плохой человек...мне нельзя жить на свете...может, я сдохну скоро.

- Кому станет лучше, если вы умрёте?

- Да всем! Слышите! Всем!!! - Крик переходит в рыдания.

Я жду когда Ольга успокоися. Она мне безумно напоминает девочку-подростка, у которой не получается что-то доказать непонимающим ее родителям, которая очень несчастна, непонята, отвержена. Как часто я видела таких девушек. Каждая из них думает, что она одна такая - мерзкая, говорящая ужасные вещи, закатывающая истерики родителям, орущая при этом диким не своим голосом. Приходилось работать с такими, у кого уже была попытка суицида. И кроме всего прочего они испытывали чувство сильного стыда.

"Лучше бы я тогда истекла кровью и умерла." - Говорит девушка, перерезавшая себе вены. Ее спас отец - вытащил голую из ванны. Она знает об этом и ей очень стыдно, что ее голую отец вытащил, что она оказалась слабой, что не выдержала и пыталась покончить с собой, что ее слабую почти мёртвую видели и мама, и тетя, и папа, что жутко переживали. Она не хотела бы выглядеть такой, вызывать такие переживания. Поэтому лучше бы было исчезнуть. Но исчезнуть бесследно пока никому не удалось.

Ни тому, кто перерезал себе вены, ни тому, кто сиганул из окна многоэтажки, ни тому, кто наглотался таблеток.

Мы все были подростками - и психологи, и психиатры, и не психологи, и не психиатры. Любому человеку сложно взрослеть, особенно в наше время. Между миром взрослых и миром детей пропасть увеличивается с каждой эпохой. К тому же в нашем обществе нет никакой инициации для подростков. Поэтому всякого рода делинквентное поведение - и есть своего рода инициация. Подростки сами себе ее придумывают.

К концу сессии, длившейся час, Ольга обессилена, молчит, наконец просит отпустить ее. Я обещаю встретиться с ней уже завтра.

Из истории болезни узнаю, что ей 43 года, поступила в реанимацию после падения с 6 этажа жилого дома. Выбросилась из окна, когда дочь семи лет спала.

Ребенок ничего и не узнал. Ольгу нашли лежащую без сознания. Падая, зацепилась футболкой за ветку дерева, несколько секунд повисела на ней, пока она не сломалась, но в результате упала уже с небольшой высоты и ударилась головой. У нее диагностировали небольшое сотрясение мозга.

Этого мне было недостаточно, и я отправилась в отделение неврозов к главврачу, он то мне и рассказал о дальнейшей судьбе ребенка.

Соседи тотчас поднялись в квартиру, успокоили малышку, связались с родственниками Ольги.

На следующий день мы снова встретились.

К моему удивлению, Ольга выглядела посвежевшей, более здоровой. И в голосе ее появились бодрые нотки. За первую половину сессии мы ни разу напрямую не коснулись темы суицида. Ольга рассказывала о своём детстве, по ее мнению не особо счастливом, как она заботилась о младшем на пять лет брате, как когда он чуть не утонул, родители перестали с ней разговаривать на месяц.

- Ольга, вы же понимаете, что сами были маленьким ребенком и не могли выдержать такой ответственности?

- Я то понимаю, но мои родители похоже нет. Они до сих пор злятся на меня за тот случай.

- Как будто вы их подвели...

- И не раз!

- Может быть вам кажется, что жизнь взваливает на вас непомерную ответственность до сих пор?

- Ага...вот поэтому я хотела бы умереть.

- То есть вот прямо сейчас вы тоже этого хотите.

- Ну...не так сильно, как...вы знаете, да?...но вообще не хочу умирать. Но мне кажется, все ждут от меня завершения начатого.

- Кто ждет?

- Ну мои родители...- Говорит она неохотно.

- Вы правда думаете, что ваши родители хотят, чтобы вы умерли?

- Не то чтобы хотят, но это бы показалось им правильным.

- Может, мы говорим о вас, что вам это кажется правильным?

- Ну уж мне точно кажется.

- Почему?

- Что почему?

- Почему вам кажется правильным умереть?

- Потому что я совершила очень дурной поступок, я очень противна сама себе, я себя ненавижу!

- Когда люди так говорят, про поступок, они подразумевают, что они так повели себя по отношению к кому-то. Может, именно то, что ваш поступок не одобряет кто-то, вы так себя ненавидите?

- Да никто не одобряет! Я теперь сумасшедшая. Мне назначат экспертизу, лишат родительских прав, найдут бывшего, а он заберёт дочь!

- Постойте, Ольга. Конечно, поступки имеют последствия, особенно, социально неодобряемые. Но, во-первых, я не думаю, что потребуется экспертиза и тем более что встанет вопрос о лишении вас родительских прав. Во-вторых, мне кажется вот очень важным, что вы своими же словами показываете, что пытаетесь от чего-то убежать!

- От чего же?

- От чего-то невыносимого.

- Да, я не такой жизни хотела.

- А какой?

- Я не знаю...лучшей, счастливой.

- Вы можете поделиться, что такое для вас счастливая жизнь, о чем вы мечтали?

- Зачем? - пожимает плечами Ольга. - Этого никогда не случится уже. Я уже поступила не так, как мечтала, выйдя замуж за человека, который меня не любил, родив ему ребенка. Даже выйди я замуж снова, для моей дочери новый муж не будет родным отцом.

- Похоже вы мечтали о любящем муже на всю жизнь. - Комментирую я.

- Да, с детства. Чтобы только один и навсегда.

- В детстве вам, наверное, пришлось столкнуться с конфликтом между родителями, вы боялись кого-то из них потерять?

- Да, они хотели развестись. Если бы это случилось, я бы покончила с собой.

- Но они решили остаться вместе.

- Да, но ценой наших с братом нервов.

- А что с вашим братом?

- Да все хорошо у него, отделался сильным нейродермитом. Вообще женат, работает, двое детей.

- Вы приняли основной удар на себя?

- Мне тоже так иногда кажется.

- Вы пытались помирить родителей.

- Теперь думаю, я и пыталась это сделать, отвлекая внимание на себя. Однажды я наглоталась таблеток.

- Вы попали в больницу?

- Конечно, иначе бы я умерла.

- И вам было очень стыдно?

- Да. И еще жаль, что не сдохла тогда.

- Сколько вам было?

- Четырнадцать.

- Подросток, который сам нуждается в помощи, а не мирить взрослых.

- Ну и что с того?

- Я хочу сказать, что вы познакомились с невыносимым для вас ситуациями еще в детстве. И не раз пытались выйти из них.

- Но я все делала неправильно!

- В детстве очень сложно в невыносимой ситуации поступить правильно...

- Но можно было бы.

- Что было бы правильным по-вашему?

- Я не должна была убегать из дома, заставлять их волноваться, не должна была пить пиво и курить с друзьями, должна была учиться лучше, чтобы радовать их...и уж точно не должна была пить таблетки...

- Наверное, вам было очень плохо?

- Я не помню, как мне было, я вообще никаких чувств не помню.

- Как и все мы не помним, как нам было очень плохо.

- И вы тоже?

- И я.

- Вам было настолько плохо, что вы хотели бы себе причинить невыносимую боль, лишь бы не испытывать ужасные чувства?

- О каких ужасных чувствах вы говорите, Ольга?

- Мне сложно их назвать...

- Попытайтесь.

- Это как будто у тебя нет никакой надежды, ты все равно умрёшь, если не сейчас, то потом, но только это будет медленно и мучительно. И ты ничего не сможешь сделать. Все против тебя, тотальное невезение, тебе никто не поможет, ты ничтожество, мерзкая, тварь, гадина, которая только зря родилась.

Внезапно я как бы отстранилась от ситуации и начала недоумевать:

"Боже! Настолько красивая милая умная женщина говорит про себя такие ужасные вещи. Даже от действительно не очень симпатичных людей вряд ли услышишь о такой ненависти к себе!"

- Ольга, ваши мама или папа когда-нибудь говорили вам эти слова?

- У меня очень размытые воспоминания, не могу быть уверена, но, кажется, что-то такое было.

- Ваша мама говорила вам, что вы зря родились?

- Да. Но такое всем говорят.

- Не всем.

- Когда мой брат чуть не утонул, мама и папа со мной не разговаривали. А потом спустя несколько месяцев, когда я опять что-то натворила, мама сказала, что от меня одни проблемы, что я уродина, что никто меня не полюбит, что я неудачница, что смотреть на меня противно.

- Что бы вы ни натворили, все равно явно не заслуживали этих ужасных слов...

- Даже если бы кого-то убила?

- Но вы же никого не убивали. - Говорю я твёрдо, чтобы вернуть клиентку к эмоциональной реальности. Для депрессивных людей очень характерны ложные воспоминания.

- А хотелось бы...

- Кого же?

- Братца!

- Это очень понятно, учитывая, что из-за него родители вас отвергали.

И еще я хочу сказать, что вы своим вопросом как бы подтверждаете, что таких ужасных слов ненависти заслуживает только убийца.

- Да.

Мы молчим некоторое время. Сессия подходит к концу. Видно, что Ольге стало намного легче. Исчезла напряжённость в ее позе, глаза заблестели, может даже от слез. Как давно она плакала от облегчения?

Увидимся с ней через два дня. Пока надо заполнить бумаги. Мне не терпится узнать, как идут дела моей пациентки. Иду в психиатрической отделение, разговариваю с лечащим врачом. Он говорит, что дела заметно пошли на поправку: в речи Ольги почти исчезли депрессивные паттерны, она полностью осознает случившееся, понимает, что это результат ее болезни, намерена вылечиться и проходить поддерживающая терапию.

Я спросила про дочь Ольги. Психиатр сказал, что с ребенком все в порядке, она у бабушки с дедушкой.

Однако, я сомневалась, что с ребенком абсолютно все хорошо. Что-то подсказывало мне, что девочка ЗНАЕТ, что сделала ее мама. Это взрослым она сказала, что ничего не видела. На самом деле, она проснулась тотчас, как мама слетела с подоконника. Она еще не очнулась ото сна полностью, но сам момент она успела увидеть пусть даже сквозь сон.

Ребенка сковал невыразимый ужас. Настолько сильный, что тотчас вытеснился в самые глубины мозга.

Девочка снова забудется сном, как будто бы и не видела ничего. Так что когда войдут соседи, выломав дверь, она не сразу проснётся. Она не особенно испугается, когда разбудив, ей сообщат страшную новость: маму увезли в больницу. Как будто она уже знает об этом. Но она все равно заплачет. Это заставит взрослых поверить, что она опечалена и напугана. Но на самом деле они даже не догадываются, что она знает, что случилось на самом деле.

Не узнают о ее зловещей досаде, что мать, заставившая ее так страдать, не умерла. С каждым днем в сердце ребенка будет расти отчуждение. Так что, когда она увидит мать снова, то вряд ли обрадуется ей.

Я начала упорно думать, как мне помочь девочке. Я и не догадывалась, что спасая внутреннего ребенка пациентки, спасаю и ее отношения с реальным ребенком.

Но это будет потом, а пока я возвращалась домой поздно вечером, туда где в собственной однокомнатной квартире после отъезда дочери, меня ждал кот. Его зовут Том. Так назвала его дочь. Том обожает когда его чешут за ушком. Начинает жмуриться, тарахтеть. Насладившись вдоволь, может так перевозбудиться, что кусается. Я бью его по носу: "Нельзя, Том!" Он немного обижается, но через минуту снова лезет ласкаться.

Пиво помогает мне расслабиться, лучше и быстрее чем любая психологическая техника. Но так же быстро начинают ползти и просачиваться всякие мысли. Когда-то у меня был такой период, что я никак не могла наладить отношения с дочерью. Ей и было-то всего 10. Мы абсолютно не хотели понимать друг друга. Жизнь изрядно нас помотала. Я развелась с ее отцом, поняв, что наш союз в конце концов убьёт меня. Жила в квартире, которую сдавали мне друзья, несколько лет. В поисках способов как свести концы с концами я совсем забыла о ребенка. Она была сама по себе. Очнулась я когда мне позвонила ее учительница и сообщила об очень плохих оценках за полгода.

Первые несколько недель мы просто орали друг на друга благим матом, и не всегда благим. Пару раз на лестничной площадке я сталкивалась с осуждающим взглядом соседки.

Мы бы наверное поубивали друг друга, но неожиданно для самой себя я решила, что ее уроки - ее проблема. Я ей так и сказала:

- Дорогая моя, я понимаю, что тебе трудно...

Она начала в ответ посылать меня на...(не знаю, как в этот момент я не врезала ей).

Я остановила ее поток жестом: подняла ладонь.

- Я скажу и больше не буду. Я просто вообще больше не буду ничего говорить. Так что выслушай.

Она замолчала. Я продолжила:

- Если тебе сложно, я помогу. Я знаю, как можно помочь. На репетиторов денег у нас сейчас нет. Так что выбирай: или ты спокойно принимаешь мою помощь и потихоньку восполняешь пробелы, или учись сама как умеешь. Учёба- это твое дело.

Она отвернулась и не разговаривала со мной. Но ночью пришла ко мне. Я читала при ночнике.

- Мама, хорошо. Завтра давай вместе?

- Хорошо. - Улыбнулась я.

Я не говорю, что у нас сразу все встало на рельсы. Мы нет нет да и срывались на крик. Но уже гораздо меньше и реже. Скоро дочь вообще поняла, как ей учиться и вообще больше не просила о помощи, справлялась сама.

С тех пор прошло пять-шесть лет. Она теперь стажируется заграницей.

Эти мысли были приятными. Но среди них роилась одна - принеприятнейшее воспоминание. Много лет я гнала его от себя. Но вот теперь оно становилось все явственнее и ощутимее, словно тошнота.

Как и Ольгу, в некоторые тяжёлые дни, точнее ночи, меня накрывало жуткими навязчивостями. Мне безумно хотелось подойти к окну и выброситься. И пошли к черту моя специальность, мои знания, мои напутствия клиентам. В тот момент у меня было непреодолимое желание перешагнуть подоконник. Один шаг - и все. Подобно красочному фильму ужасов в моем представлении разворачивались жуткие сцены суицида. То я прыгаю с ребенком, то спящим, то неспящим, но орущим от ужаса, то я прыгаю у него на глазах, он, рыдая, умоляет : "Мамочка, пожалуйста, не надо, не надо, я буду хорошей, я сделаю все, я больше так не буду, я люблю тебя", но я все равно прыгаю, ребенок высовывается из окна и видит мой окровавленный труп...кричит от ужаса или наоборот немеет....

Как та четырехлетняя малышка.

Или я выбрасываю ребенка, а сама остаюсь.

Эти мысли так сильно меня расстраивали, что я горько плакала каждый раз. Навязчивые мысли никогда не реализуются - говорили нам на лекции психиатры.

Это было в период жизни с мужем, с которым мы не любили друг друга, но терпели. Вот какова была цена терпения. Последней каплей стало то, что я узнала о его измене. Я не плакала, а развелась с ним.

Навязчивые мысли не реализуются, то есть, не превращаются в поступки, но только если это не психоз. А депрессия это тоже психоз. Хотя и не всякая депрессия достигает психотического уровня.

Мои навязчивые представления были чрезвычайно мучительным, но они не реализовывались.

Что же происходит с женщиной, находящейся в послеродовой депрессии или послеродовой психозе, когда финалом ее страданий становится реальный суицид?

Я думаю, что-то невероятно мучительное и тяжёлое, но все же оно присваивается какой-то отщепленной части своей личности. При психозе обязательно происходит расщепление на "я" и "не я".

У моей пациентки страшные мысли реализовались. Реализовалась одна из страшных фантазий. Но она не сообщала мне о том, что у неё были навязчивости. Может, время не пришло. Но скорее всего собственно навязчивостей то и не было. А фантазии сразу адресовались "не я", и "не я" очень быстро реализовало их.

Дочь позвонила мне в 12 ночи, - опять забыла про часовые пояса, - но я ей ответила, и мы очень мило поговорили. У нее все было замечательно.

Теперь мне нужно постараться сделать жизнь еще двоих людей немного счастливее. Но как?

Дело в том, что я даже предвосхищала осознания моей клиентки, которые у нее могли и не наступить.

Утро выдалось хмурым, как и лицо Ольги. Ей стало заметно хуже. Я предполагала, что так будет. Первый эмоциональный подъем, связанный с осознанием, принятием, моим пониманием ее состояния, сменился падением. Она пребывала в эмоциональной яме. Вместе с осознанием своей болезни пришло и еще более сильное чувство вины.

- Я боюсь, что мой ребенок все понял. - Произнесла Ольга вяло.

- Должно быть вам очень больно такое осознавать...

- И знаете, что самое ужасное? Я хотела, чтобы она видела...чтобы она страдала! Я жестокая сучка, я знаю! - Ольга не могла больше сдерживать слезы, и ее страшно трясло. Она потеряла опору и находилась в состоянии полнейшей душевной дизориентации.

- Вам очень тяжело справиться с сильными чувствами...вы и любите ребенка, и очень устаёте от заботы о нем. И это ребенок человека, который причинил вам сильную боль.

- Я...я не знаю, что со мной происходит. Боже! Как тяжело...как мне избавиться от этого...кааак???!!!

- Кажется, что это никогда не кончится и всегда будет очень плохо...

- Да! Так и есть. Все всегда было плохо и будет! Потому что я НИЧТОЖЕСТВО! Убогая дрянь, заставившая своего ребенка страдать. И знаете что? - Ольга показывает оскал, истерически хохочет, как будто пытается меня напугать своей злобой (ни это ли священники называют одержимостью?) - я хочу, чтобы маленькая сучка страдала! Если бы я ее выбросила, ну разбилась бы она, умерла - и что? Я бы осталась...и что мне делать?

- Что вам делать ОДНОЙ с вашими страшными чувствами?

Ольга потупив обезумевший взор напряженно молчит минуту, потом вскидывает голову, смотрит на меня в упор:

- А вы правы!

- Вы сама не в силах вынести ваши чувства, родители никогда не понимали вас и не давали делиться с ними...эмоции самые ужасные переполняют вас, вам очень тяжело. Потом находится очень нарушенный муж, который еще больше усиливает эмоциональное напряжение. Если вы не сбрасываете его, то можете "взорваться". Что вы думаете об этом, Ольга?

Она молчит довольно долго. Потом очень тихо отвечает:

- Мне не нравится то, к чему вы ведёте...

- А к чему я веду?

- К тому, что я использовала ребенка как буфер для непереносимых эмоций.

- Ольга, вам не стоит осуждать себя за это, сейчас важно это понять. Раньше во власти прорвавшихся долго подавляемых чувств, вы не могли вести себя адекватно. Вам нужна была помощь и поддержка, но вам никто не помог, вы справлялись как умели. Вам было очень плохо.

- Да, очень. - Ольга плачет. Я даю ей выплакаться.

Иногда мы даже не понимаем где разница между нашим внутренним ребенком и реальным и легко проецируем первого на второго.

Обиженный несчастный отвергнутый внутренний ребенок таит в себе множество невыраженных и даже невыразимых сильнейших эмоциональных состояний. Большинство людей живут, удерживая этого демона под огромной каменной плитой подавления. Но стоит появиться трещине в плите, как она расползается шире и глубже, рискуя расколоть броню и выпустить наружу смертоносную эмоциональную лавину.

Когда мать думает выброситься из окна и начинает фантазировать, как испугается, увидев что ее нет, и обезумеет от горя ее ребенок...она на самом деле контейнирует в ребенка свои очень непереносимые чувства.

Ей самой очень-очень плохо. Настолько, что увидеть свои ужасные переживания она может только глазами другого, и именно глазами маленького беззащитного существа. Потому что именно в нем как в зеркале отражается внутренний ребенок женщины, которого сама она увидеть не в состоянии.

- Как же мне теперь смотреть ей в глаза? - Спросила Ольга в следующую встречу.

- Вы любите вашу дочь? - спросила я спонтанно.

- Да, очень-очень люблю. Она мое солнце, мой свет!

- Говорите ей об этом как можно чаще без повода.

- И она простит меня?

- Обязательно простит.

У наших биологических детей (простите меня за слово "биологических") есть удивительное свойство забывать все плохое, что мы им сделали и прощать нас...в отличие, от нашего внутреннего ребенка, который может затаить злобу и на нас и на весь мир очень и очень надолго.

Автор: Vera Iliyana

Источник: https://litclubbs.ru/articles/59454-bolshaja-sinjaja-ptica.html

Понравилось? У вас есть возможность поддержать клуб. Подписывайтесь, ставьте лайк и комментируйте!

Подписывайтесь на наш второй канал с детским творчеством - Слонёнок. Откройте для себя удивительные истории, рисунки и поделки, созданные маленькими творцами!

Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.

Читайте также: